Погода благоприятствовала: солнце сжалилось над проклюнувшимися озимыми, и сполна поливало ультрафиолетом все пространство земной поверхности, свободное от тени. Пятница постепенно сдавала свои позиции Субботе — более серьезному российскому празднику.
Изначально идея выглядела вполне идеалистично: четверо рыбаков должны были отправиться на забытый Богом ерик, неподалеку от Самары, с целью незначительно уменьшить численность обитателей местного водоема. С ночевкой, утренней зорькой, традиционной ухой и всеми прочими непременными атрибутами национальной рыбалки. Именно рыбалки, а не особенностями национальной рыбалки. Я настаиваю.
Старт был дан на станции метро «Гагаринская». Даже Большой был в этот день трезвый, и его пропустили в подземку впервые за несколько лет.
Неприятности начались уже при выходе из метро. Так уж сложилось, что географически Самара простирается вдоль Волги на 15 километров, и климатические условия не всегда тождественны.
— Замерзнем ночью, без водки-то — высказал общую мысль Андрей Михалыч Большой, поежившись от пронизывающего ветра и пытаясь увернуться от особо крупных капель невесть откуда созревающего дождя — чем сразу предопределил в моей голове традиционную борьбу добра и зла, разумности и объективности, спортивного интереса и инстинкта самосохранения.
Единственный гастроном в округе был, разумеется, закрыт на учет и, ноги рыболовов сами привели их к аптечному павильону.
— Рецепт нужен, да? – задал вопрос Борисыч, выдавший в нем непрофессионального рыбака.
— Ага, щас выпишу, — сказал Михалыч и протянул фармацевту три тысячных банкноты.
— Десять, — сказал Михалыч.
— Понятно, — скривил губы фармацевт, выгружая склянки со спиртом на прилавок.
Через четверть часа полупустой троллейбус с уснувшим кондуктором доставил четверку боеспособных рыбаков до конечной остановки. Оставшуюся часть пути прошли в тишине. Лишь изредка охал Большой, ломая головой ветви высохших деревьев.
Добравшись до реки и накачав лодку, мы в два рейса, наконец достигли конечной цели — небольшого острова в ста метрах от берега.
Мы сбросили рюкзаки и принялись устанавливать палатки. Дело это было для всех новым, а инструкция на китайском. Вникнуть в суть хитрых рисунков, мы не смогли толком, хотя пили не жалея организмов своих до темноты. Традиционный напиток пиратов, как известно, ром, продвинутые же рыбаки пьют веселящий чай. Рецепт незамысловат: сто граммов спирта на литр крепкого и, непременно, сладкого чая. Эффект многогранен. Помимо банального согревания и опьянения, человек испытывает прилив веселья, столь же неподдельного, как от вдыхания веселящего газа. Отсюда и название…
Меня разбудили собственные затекшие конечности, услужливо подсказывающие, что их хозяин заснул в довольно специфической позе. Но, нужно признать, я еще не встречал человека, способного заснуть средь ветвей густого кустарника и проснуться в прекрасном настроении. Немного размявшись, я вышел на поляну к палаткам, и, как выяснилось, вовремя: спиной к костру, завернувшись в искусственный полушубок, мирно спал Андрей Большой. Пламя не давало достаточно света, и я достал зажигалку, вознамерившись зажечь самодельный факел, но Андрей опередил меня на долю секунды, не без помощи резкого порыва ветра превратившись в прекрасный источник света Искусственный мех, как известно, вспыхивает как порох и горит как пух. Чарующая картина, черт возьми: фрагменты тел рыбаков, выглядывающие из недопоставленных палаток и в центре поляны Андрей Большой, этакая большая лампочка Михалыча. При этом Андрей продолжал безмятежно спать. В некотором роде сон его стал даже крепче – он наконец-то согрелся. Знания, полученные в детстве, при лепке снежной бабы очень пригодились мне в то утро, пока я катал Большого по всей поляне, попутно оглашая лес истошными криками, слишком эмоциональными, чтобы иметь возможность опубликовать их даже в интернете.
Окончание тушения Михалыча проходило при поддержке коллег, пробудившихся от моих истошных воплей. Что любопытно, потушенный факел Андрей и после своего чудесного спасения продолжал спать. Паленая синтетика жутко воняла, но даже это не смогло вернуть Большого из царства Морфея. При помощи добрых отеческих пинков Михалыч был приведен в чувство, и за его спасение было немедленно выпито.
Утром, влив в себя пару кружек веселящего чая, Большой и я с удочками наперевес выдвинулись к водоему. Двуместная надувная лодка резко повышала наши шансы «не уйти с нулем».
Внимание Михалыча привлекла сеть, грязные поплавки которой нестройной грядой тянулись через всю протоку. Браконьерская снасть была древней, грязной, дырявой, гнилой и производила впечатление брошенной.
— А что, — сказал Большой, — а не вытащить ли нам эту штуку? Все равно сейчас зацепимся за нее, да и рыба может в ней есть…. А вдруг чья-то.… Хотя тут и нет никого за километр…
Большой уже вплотную подгреб к сетке, я сидел на корме и позволил Михалычу вести вслух свой внутренний диалог. Как выяснилось чуть позже – совершенно напрасно.
— Доброе дело сделаем – протоку очистим, — бухтел Андрей, уже вытягивая сеть, — да и нет тут никого…
Боже, как же он ошибался.… Из-за скопления стоящих в воде кустов резко вырулила надувная лодка с тремя гребцами.
— Крысы, крысы,- захрипели прокуренные голоса, и вражеская лодка, понеслась к нашему надувному корвету. Принимая во внимание радостно-озабоченные лица гребцов, я стал готовиться к абордажу. Расстояние между лодками сокращалось стремительно, несмотря на то, что Большой заработал веслами в турборежиме, напоминая двуручную мясорубку.
Все хорошее когда-нибудь заканчивается. Эта учесть постигла и дистанцию между нашими лодками.
— Давай их на берег буксируй, — негромко бросил широкий человек в полосатой майке, в котором легко угадывался главнокомандующий, которого я сразу окрестил Тельняшкой, — там Серега, он в очко любит.
Моя ориентация меня вполне устраивала. Мысль о ее резкой перемене не внушала мне оптимизма, и я уже открыл рот, чтобы решить ситуацию в более дипломатичном ключе, но обернувшись на внезапный всплеск по правому борту, подавился первой же фразой. Дело в том, что в разгаре погони я не заметил второй лодки, идущей наперерез с материка. Но дело было не столько в количественном возрастании сил противника, сколько в качественном изменении воинов. В первой шлюпке у людей были хотя бы лица. У новой же партии аборигенов части тела, заключенные между ушами, назвать лицами было возможно исключительно ночью, скрестив пальцы за спиной. Создавалось впечатление, что в рамках отдельно взятого болота произошел демографический взрыв маньяков-рецидивистов. Мое подсознание надавило на центр страха (а там еще некий Серега на берегу, блин), и я смело нырнул мутную воду. Остров счастливых рыбаков был метрах в пятидесяти. Поступок был, мягко говоря, безрассудным, поскольку в отличие от открытого бассейна впереди меня ждали многочисленные сети, перетяги, «косынки», «экраны» и раколовки, щедро перемешанные с водорослями. С учетом традиционной для начала мая температуры в четыре градуса, нетрудно подсчитать градус моего оптимизма. Даже местные маньяки обалдели от такого зрелища, а один в некоторой растерянности предложил меня выловить.
— Са-а-а-аныч!!!!! Я плыл к берегу и вопил, выпучив глаза.
Сан Саныч и Борис Борисыч поборов похмелье двумя кружками отравы, с недоуменными взглядами встретили меня на берегу. Весь окоченевший, перемазанный в тине и водорослях, запутавшийся в обрывках лески, я, заикаясь от холода, вкратце обрисовал картину пиратского нападения. Мои оледеневшие руки с благодарностью приняли кружку с коричневой, жутко подозрительной жидкостью, которая, несмотря на протесты желудка, была влита в рот и проглочена. Организм вздрогнул, ушел в кусты и отключился.
Дальнейший процесс передаю со слов Сан Саныча, поскольку не обладаю техникой бодрствования души во время сна, доступной северным шаманам.
Большой вместе с лодкой был доставлен на большую землю, где его окружили еще пятеро генетически модифицированных личностей. На стороне захватчиков был явный численный перевес, на стороне островитян была близкая к нулевой температуре вода между островом и материком. Правда, один их коллега был заложником на большой земле, а второй спал где-то в кустах.
Громкоголосые местные обитатели собирались учинить расправу над Большим, и некоторые периодически тянулись к потайным карманам. Скорее всего за «перьями».
Когда один из них начал снимать сапоги, дабы переплыть к нам на остров, даже благодушный меланхолик Борис Борисович озадаченно задвигал мышцами лица. И было от чего. Создавалось впечатление, что татуажем тела незнакомца занимались с детства, по меньшей мере, трое специалистов. У аборигена были татуированы даже пятки.
Но в этот день нашей компании не суждено было пасть от руки местных негодяев.
— А где четвертый? – подал голос Тельняшка, — был же четвертый.
Четвертый был я, и я был частью пейзажа.
— Четвертый ушел за подмогой,- сказал Саныч, — скоро приедут охотники с дробовиками.
Тельняшка велел не трогать Большого и повел речь о частной собственности, о компенсации, о доброй воле и грубой силе. Вследствие пакта о перемирии, мы теряли лодку, спирт и консервы. Взамен мы получали безопасный коридор для возвращения домой, с сохранением отменного здоровья.
Михалыч был отпущен, и компания, покричав и безрезультатно поискав меня, проследовала в сторону остановки.
Через какое-то время меня все-таки нашли и разбудили. Но совсем не те люди, которым я был бы рад видеть. Однако я также был отпущен со словами «иди домой, там тебя старший сам порешит».
Моих коллег отпустили, поскольку не было меня, а когда нашелся я, то остальные были уже далеко.
Труден и тернист путь небритого и нетрезвого грешника в грязных джинсах, с прической «гнездо ласточки», да еще и топлес. Вдобавок я зачем-то нес с собой пресловутую алюминиевую кружку. Сотовые телефоны были в то время только у иностранцев и у бандитов.
Из денег у меня был только студенческий билет. Это обстоятельство никак не увеличивало мои шансы стать пассажиром подземного транспорта. Однако мне неожиданно повезло. Я заметил, что в людской толпе, беснующейся около турникета, появился небольшой прогал, в который я немедленно устремился. Я двигался за широкой спиной человека в синем кителе, как дебаркадер за ледоколом. Ледоколом, как выяснилось впоследствии, был дежурный милиционер при метрополитене. Контролер, брезгливо взглянув на меня, вернула свою мимику в исходное положение. Вопросов ко мне быть не могло. Совершенно понятно, что милиционер задержал бомжа за кражу кружки и ведет его в комнату милиции. Однако хитрый бомж спустился по эскалатору и уже через час был дома.
Меня, разумеется, с нетерпением ждали. Выпив за счастливое спасенье, коллектив сошелся во мнении, что последствия зимней рыбалки были куда более ощутимы. Но это уже совсем другая история.