Озеро Кугурлуй, в низовьях Дуная, как ни одно другое, славится своими сазанами. В отличие от речных, они не особенно велики, темно-бронзовой окраски, с черными мясистыми спинами. Излюбленные места озерных сазанов растущие в воде тростники. В глухих непролазных крепях, где глубина не выше колен, эта осторожная, сильная рыба чувствует себя в полной безопасности. Пока я не познакомился с местным рыболовом Антоном Семеновичем, мне казалось, что в таких чащах рыба вообще недоступна. К счастью, это оказалось не так. Там, где рыба «хитра», еще хитрее и находчивее рыболов. …Теплая южная ночь застала нас в
камышовых «джунглях». С трудом пробившись по заглохшему ерику к небольшому, метров двадцати в поперечнике, озерцу, мы устроились на ночлег. Свежее, душистое сено в лодке, подслеповатый фонарик, удочки и прочее рыбацкое снаряжение все это создавало своеобразный уют, какую-то непередаваемую романтичность. Вокруг простиралась нетронутая глушь тростника и рогоза. Высота их достигала не меньше пяти-шести метров, а разросшаяся листва сливалась в потемках в сплошную шелестящую гущу.
Этой кутовинки раньше ведь и в помине тут не было, сказал мне Семеныч, старательно разминая в руках комок сазаньей приманки. А откуда же она взялась? полюбопытствовал я. Специально расчистил. Сазанов приваживал? Точно! Сазана поймать в этаких дебрях не так-то просто. У него свои порядки и свои повадки. Ночью он отдыхает. Утром и вечером по камышам странствует, а днем в чистинках на солнышке греется. И часто вы их прикармливаете? Не реже двух раз в неделю. Они у меня уже около пуда кукурузы съели. До пареного зерна сазан большой охотник. И вот это для него,— будто взвешивая, покачал Семеныч в руке колобок приманки,— любимое лакомство. «Сазанье лакомство» состояло из вареной картошки, кукурузной каши и нескольких капель подсолнечного масла для запаха. Приготовив приманку и настроив удочки, легли спать. Просторная, высокобортная лодка стояла под стеной тростников твердо, устойчиво. Я лег головою в одну сторону, Антон Семеныч в другую. Вскоре послышалось его глубокое сопение с протяжным прихрапыванием. Мне не спалось. Лежа на мягком сене, я смотрел в небо, усыпанное мигающими звездами, и слушал несмолкаемый шелест тростников. Чудилось в этом шепоте что-то задушевное, родное, сердцу близкое. Мысли мои часто прерывались громкими всплесками сазанов или посвистом крыльев пролетающих уток. Откуда-то из затерянных в камышах озер-кутовин доносился гортанный гогот диких гусей и скрипучее карканье цапель. Но вот неподалеку крикнул лебедь. В звучном ночном воздухе голос этой царственной птицы напоминал звук трубы. Незаметно я уснул, но не успел еще разоспаться, как чувствую, что кто-то трясет меня за плечо. Пора! В такую темень? — удивился я. Тише! — зашипел Антон Семенович.— Сазан в темнозорь клевать начинает. А шуметь, боже упаси! Он, чертяка, за версту даже шепот слышит. Разложив приманку в два сетчатых мешочка, привязанных к длинным шнурам, Семеныч бросил их в разные стороны. Тихо, словно священнодействуя, расселись мы на носу и на корме лодки, вооружились короткими, но прочными удочками. На ощупь нахожу крючок. Нанизываю на него несколько зерен пареной кукурузы и, придержав в пальцах леску, делаю полувзмах удилищем. Грузило булькает в воду. Все затихает. Темно, поплавка не видно. Озерцо, где и воды-то по пояс, теперь кажется бездной, в которую опрокинуто звездное небо. Время тянется утомительно. «Неужто в этой лужице и в самом деле может быть что-нибудь путное?» — вкрадывается сомнение. Нахохлившись, Антон Семеныч сидит неподвижно, словно пенек. Закурить можно? — спрашиваю я шепотом. А, чтоб тебя с твоим куревом! Кури, только не свети на воду. Не успел я докурить папироску, как кто-то сильно дернул удочку из рук. Я мгновенно подсек. Леска запела струнным звоном, удилище изогнулось, на поверхности взыграла бойкая рыбина. Не пускай в очерет! — спокойно произнес Семеныч. Сазан ходил быстро, шумно, упористо. У самой лодки он резко рванул в сторону. Еще две-три минуты борьбы—и в моих руках затрепетал первый килограммовый трофей. Вскоре такой же сазан был и у Антона Семеныча. Выводил его дед не торопясь, спокойно, со знанием дела. Хороший почин! обрадованно вздохнул я. Молчи и не качай кайку! Мало-помалу стало развидняться. С тростников падала холодная хрустальная капель, над бочажком задымился легкий туман. Вдруг поплавок повело в сторону, и почти тотчас я ощутил не резкий, тугой толчок с потяжкой. Прочное удилище согнулось в пружинящий лук; всколыхнув зеленый навес тростниковой листвы, закачалась лодка. Рыба стоящая! — прохрипел Семеныч, вооружаясь подсачком.— Не давай лесу на лучок. После нескольких рывков засекшийся сазан, поднимая фонтаны брызг, начал отчаянно выпрыгивать в воздух. За каждым прыжком немедленно следовал сильный рывок под водой: то в одну, то в другую сторону. Вдруг с неуловимой быстротой рыбина метнулась к лодке. На какую-то долю секунды леска ослабла. Что ты делаешь!? — замахнулся на меня Семеныч подсачком. Однако исправить промах было уже поздно. Жилка со свистом лопнула. Эх, горюн! процедил дед сквозь зубы, раздосадованно махнув рукой. Только теперь я понял, что значит «не давать леску на лучок». У сазанов впереди спинного плавника есть прочная костяная гребенка. Воспользовавшись тем, что жилка ослабла, рыба успела задеть ее лучком и перерезала, как пилкой. С полчаса поклевок не было. В чистом, безоблачном небе разлилась заря. Дикие камышовые крепи словно преобразились. Теперь они поражали не только густотой своих первобытных чащ, но и удивляли закипевшей в них жизнью. Со всех сторон доносились всхлипывающие голоса лысух и пронзительные крики болотных курочек. Тихое чеканье перепархивающих камышовок заглушалось урчанием бесчисленного множества лягушек и хлюпаньем птичьих крыльев. Всюду ухали выпи, пересвистывались кулики, кричали чайки. Внезапно поплавок дедовой удочки слегка вздрогнул, затем косо нырнул в глубину. Семеныч едва удерживал удилище в руках. Врешь, шельмец! Не на того нарвался. Завязался упорный, захватывающий поединок. Огромный сазан начал выскакивать из воды «свечой». Мне казалось, что вывести такого скакуна почти немыслимо. Но старый, опытный рыболов действовал уверенно, осмотрительно, расчетливо. Взяв удилище под мышку, он, стоя на коленях, схватил в правую руку подсачек и опустил его в воду. Напряженная борьба тянулась минут десять. Не ослабляя леску, старик зорко следил за ходом сазана, но в то же время не спешил подтягивать его к себе. И вдруг случилось неожиданное. Рыба бросилась к лодке и в мутной воде сама вскочила в объемистый подсачек. Вот так их брать надо! — облегченно улыбнулся Антон Семеныч, выбросив трехкилограммового красавца в лодку, и вытер рукавом катившийся со лба пот.
